За последние годы Гошан 11811 стал одной из ключевых фигур нелегального стрит-арта Екатеринбурга. Его граффити и рисунки на стенах сложились в целую вселенную с повторяющимися образами, экспрессивными сюжетами и моментально узнаваемым стилем. Его работы всегда озадачивают: почему они сделаны именно так? Ведь никто так не делает… В общем, к Гоше накопилось много вопросов. Особенно после просмотра 10-минутного документального фильма, снятого в рамках проекта clean or dirty, в котором главный герой упоминает несколько удивительных фактов из своей биографии. С них и начнем.

22 февраля в баре «Нельсон» открывается сольная выставка Гоши 11811 «Это на всю жизнь», посвященная татуировке и смерти.

В материале использованы фотографии из архива Гоши 11811.

Детство в Японии

— В этом фильме ты говоришь, что несколько лет в детстве прожил в Японии. Как так получилось?

— История в духе той эпохи. 1990-е, всё плохо с деньгами, у моего отца было техническое образование, но все равно было тяжко выживать. Однажды он буквально пинал мусор на остановке и на столбе увидел объявление курсов японского. Пошел, заинтересовался, отучился, выиграл конкурс среди студентов на поездку в Японию. Тогда был отток мозгов, многие страны активно заманивали советских специалистов. Съездил в Японию и нашел возможность дальше продолжать учебу в Японии. Я на тот момент родился, мы переехали в Японию, когда  я был 3-месячным ребенком.

— Почему вернулись из Японии?

— Начался бракоразводный процесс… Так получилось. Я не мог на это влиять. После развода матерью было принято решение вернуться в Россию, поэтому я здесь и оказался.

— Сколько тебе тогда было лет?

— Шесть с копейками. Я пошел здесь во второй класс. В Японии я ходил в первый класс японской школы и в посольстве я ходил в первый класс. Детский сад я, в целом, там пробыл. Скажу для понимания моего бэкграунда: у меня не было мультиков типа «Черепашки-ниндзя», и приколы детей 1990-х я не понимаю, потому что вокруг меня вообще другая культура была.

— Ты был совсем маленький, ты успел впитать в себя что-то японское?

— Родители говорят, что я свободно говорил на японском и переключался на русский, то есть был билингвом. Но мне сложно судить, возраст такой неосознанный, если бы еще лет десять там пожил, я думаю, больше бы отпечаталось. А так – мне кажется, это видно – я часто использую японские мотивчики, приемы. Материалы люблю японские – тушь, например.

— Я что-то не припомню в твоем творчестве японские мотивы…

— Самое близкое к этому у меня было на первой выставке в Екатеринбурге, в которой я участвовал, она была организована в баре «Опыт» в конце 2020-го года («Выставка уральского альтернативного искусства» – здесь и далее прим. ред.). У меня там была серия картин с женщинами в разных ситуациях, нарисованных тушью на формате А2. Мне кажется, в них стилистически читается, что это смесь иконописи и гравюры укиё. Хотя, может быть, это не так очевидно. В стрит-арте, наверное, я мало этого использую.

Рисунки с выставки в баре «Опыт», 2020 г.

— Сейчас ты не говоришь по-японски?

— Нее, я помню только пару базовых фраз. «Хорошая погода» могу сказать, всякие «конничива» и т.д.

— Ты бы хотел снова оказаться в Японии?

— Вообще, очень хочу! Я знаю, где я там жил, хочется посмотреть на эту местность взрослыми глазами.

— Это был большой город или деревня?

— И то, и другое. Токио – это агломерация, в ней есть маленькие города. Мой город назывался Чофу. Насколько он далеко от центра, я не знаю, все такие нюансы у меня, как во сне.

Переезд в Екатеринбург

— Еще один факт из фильма: ты из Москвы переехал в Екатеринбург, хотя обычно происходит наоборот.

— Когда я осознал себя художником, мне показалось, что, живя в Москве, я мало представляю себе жизнь в России. Есть же расхожее выражение: Москва – не Россия. Съездив несколько раз в Екатеринбург и в другие города, я захотел больше пропитаться атмосферой другой, нестоличной, посмотреть, как обычные люди живут. Хотя сейчас, конечно, это всё вилами по воде…  Потому что Екатеринбург – это маленькая Москва. Разница как бы есть, но говорить о том, что я захотел другую жизнь познать, нельзя: я же не на Северный полюс поехал тюленей считать. Странно, что факту моего переезда столько значения придается. Я уже привык, а людей впечатляет.

И еще, я просто устал от Москвы. Слишком большой город, слишком много сил забирает. Это не совсем про жизнь, это больше про заработок, про повышение квалификации, про учебу. Я обеими руками «за» то, чтобы вся Россия ездила в Москву учиться. Проблема в том, что кадры остаются там и, в основном, херней занимаются, когда в провинции рук и светлых голов не хватает.

— Почему в итоге ты остался именно в Екатеринбурге? Насколько я понимаю, ты уже живешь здесь почти 5 лет.

— Да, с конца 2019-го. Почему я здесь остался… Мне здесь уютно, здесь нет бешеного московского темпа. Не та конкуренция. Здесь люди чуть добрее, более открытые, чем в Москве. Там тоже открытые люди, но там просто бизнес. Не могу сказать, что я там только плохих людей встречал. Все классные, все со своими приколами. Здесь мне спокойнее. Плюс стрит-арт тут живет, в отличие от Москвы, что тоже немаловажный факт. Тут нет такого, что закрашивают на следующий день, и ты не успел даже сфотографировать. В Москве достаточно распространенная практика, когда ты вечером нарисовал, а утром уже закрашивают.

Плюс компактность города, наличие культурного центра меня тоже держит здесь. В условном поселке я бы не смог жить. Мне всё равно нужен город, и Екатеринбург очень сбалансированным для меня оказался.

— Но и здесь твои работы закрашивают и уничтожают, как ты к этому относишься?

— В целом, я привык. То, что закрашивают стрит-арт – ну, камон. Если рассматривать в целом искусство – холсты дряхлеют, ничего не вечно. Но иногда обидно, блин! Иногда думаешь: эх, почему именно этот рисунок? А так, ну закрашивают и закрашивают. Меня тоже закрасят и не вспомнит никто. Мне кажется, это нормальный процесс. Наоборот, классно, что это есть. Иначе было бы вообще грязно в городе, ну и стимул что-то еще делать.

Есть две стороны: одни рисуют, другие закрашивают, между ними есть соревновательная история. «Закрашивайте, закрашивайте, мы потом нарисуем побольше». В Москве как раз ребята так и делают, но я просто не успеваю, это не моё. Соревнования вообще никогда не любил.

— Что за странная история, когда на Ленина 52 закрасили твою работу с конем, но не всю полностью, а дверь оставили?

— Не знаю, почему-то так решили. Либо они грамотно сделали, закрашивали водоэмульсией и решили ею не красить металл, потому что краска с него все равно облетит. Либо…  других объяснений нет. Может, поленились просто, не доплатили ребятам. Может, кто-то из подъезда выскочил и отстоял.

Вазо-графиновый период

— Самый главный вопрос екатеринбургского стрит-арта: почему Гоша начал рисовать вазы?

— Я отталкивался от инструмента. Мне стало интересно делать высокие картинки, чтобы было быстро и заметно. Технически я понимал, как это делать: взять телескопическую палку  с валиком или баллоном. Не мы первые с Саньком (Саша ТРИ) этим занимаемся. Вазы – это хороший нейтральный образ, с которым можно работать. Когда я придаю вазе ту или иную форму, у нее появляется история: она может быть похожа на восточную вазу или на крынку. Это же не совсем вазы, мне больше нравится слово «сосуд». Что-то, что можно наполнить. С этим образом можно играть: можно повыше сделать или повытянутее. Или приземистую, «жирную» вазочку сделать.

— У твоих сосудов какая-то символика есть?

— Символика? Да нет… Символики же можно много накидать, но это не то, из-за чего началась эта серия. Ты спросил, почему я начал рисовать вазы – потому что это подходящий образ для работы на улице с выбранным материалом. Не могу сказать, что я какой-то смысл вкладываю и хочу что-то донести. Скорее, прикалываюсь.

— Напрашивается метафора о том, что человек – это сосуд, а у тебя как раз некоторые сосуды имеют антропоморфные формы. Получается, твои вазы и графины – как люди?

— Да, есть такое. Была идея наполнения каких-то границ – это мне показалось интересным. А дальше уже с образами играюсь. Важно заметить, что я не люблю придумывать смыслы работ. Мне нравится создавать новые образы, глядя на которые, вы будете задаваться вопросом: почему ЭТО? Например, для «Заброшки» я взял все периоды своего творчества и совместил в одной работе, выстроил из этого композицию, но я ничего не имел в виду (см.работу с конем ниже). Там нет никаких тайных смыслов, никаких отсылок. Условный конь для каждого имеет кучу отсылок: кто-то видит клячу, кто-то – благородного коня, кто-то вообще крикет вспомнит.

— Как ты рисуешь высокие вазы, какие инструменты используешь?

— Телескопическую палку.

— Неужели они бывают такие длинные, аж до пятого этажа?

— По-моему, максимально длинные палки – 10-метровые, они используются для мойки окон. Они и стоят порядочно. Я нашел подобную 6-метровую палку на Яндексе. Была и 8-метровая, но я решил, что это перебор.

— Вспоминаю твою вазу с одуванчиками на ул. Свердлова, это центр города, там всегда много людей. Как ты рисовал в таких условиях?

— Я вечерком люблю рисовать.

— Там и вечером людей много.

— Как-то подгадали мы с Саней. Один из нас стоял на перекрестке, смотрел патрульные машины. Никаких вопросов не было. Я стараюсь ни с кем не контактировать, в редких случаях я получаю удовольствие от общения с незнакомыми людьми.

— У тебя были столкновения с неадекватными людьми или с полицией?

— С неадекватными людьми – не могу ничего вспомнить. С полицией был прикольный случай. Рисовал сисястую вазу на ул. Гагарина, где завод «Вектор», мне понравилась его архитектура, там есть плиты, напоминающие цензурный квадрат – у меня сразу идея возникла. Пока рисовали, подъехала машина ППС, а мы уже разложились как следует, бежать уже не вариант, да и старые мы уже (не люблю бегать). Подходят сотрудники, спрашивают: что делаете? Мы рассказываем классическую легенду: закрашиваем рекламу наркотиков, очищаем грязь. А это не просто «телега», мне действительно приятнее всего работать со стенками, уже вшатанными. В Екатеринбурге не хватает чистых зданий, и я хочу немного это компенсировать. Хотя я люблю и с чистой подложкой работать, делать на них графичные работы без траты времени на заливку.

Я им всё это рассказал, они посмотрели, проверили документы и сказали: ладно, ребята, рисуйте. Для меня это было удивительно. Мы же рисовали на фасаде завода огромными палками, рисунки большие, ущерб солидный. Но, видимо, полиции в Екатеринбурге есть чем заняться, помимо ловли граффитчиков. Вот такая приятная история была.

Гошан 11811 и Саша ТРИ на ул. Гагарина 28

— Как у вас с Сашей ТРИ сложился такой хороший тандем?

— А он просто активно рисовать начал, и я на тот момент активно рисовал, начали вместе ходить. Мы познакомились, кажется, на Beat/овке на Первомайской 1. Там были мастерские, стоял вагончик Beat/овка, которая воспитала несколько достаточно крупных уже артистов. Там больше музыкальная тусовка была. Туда приезжал наш товарищ Vorotila (хип-хоп музыкант из Челябинска), меня туда затащил Джаст, который котов рисует. Там мы Саньком и познакомились ближе, потихонечку сдружились и вот – «мы с Тамарой ходим парой».

Гошан 11811 и Саша ТРИ на пер. Красный

Немецкий экспрессионизм

— Раньше ты уже рассказывал о происхождении своего прозвища 11811 – кстати, как оно правильно звучит? «Один, один, восемь, один, один» или как?

— Честно, мне не нравится, как оно звучит. Мне нравится, как выглядят эти цифры визуально. А когда люди начинают произносить…  Поэтому в Инстаграме и написал (в профиле): «Гоша Цифровой», чтобы людям не надо было думать: «одиннадцать тысяч восемьсот одиннадцать» или «один один восемь один один»? Я еще не придумал изящного выхода. Пока остается «Цифровой».

— Твое прозвище взято из фильма «Метрополис», который считается самым известным шедевром немецкого экспрессионизма в кино. Когда я смотрю на твои рисунки, я вижу в них продолжение немецкого экспрессионизма в живописи, особенно картин Отто Дикса, Эгона Шиле. А с Отто Диксом у тебя даже внешнее сходство. Было такое влияние?

— Да, Шиле я много в свое время смотрел. Вот Дикса я вообще не представляю, что он делал. Посмотрю! Из любимых художников, которые оказали влияние – Врубель, Шиле, японские гравюры Утагавы Куниёси. Фрэнсиса Бэкона много смотрел, в целом, английская школа мне очень нравится, Люсьен Фрейд. А немцев не очень много смотрел.

Гошан 11811 / Картина Эгона Шиле

— А ник 11811 ты взял из «Метрополиса» только потому, что персонажа зовут так же, как и тебя?

— Да, да! У меня это через всю жизнь пронеслось… Георгиев не так много, и если я встречал Георгия, то между нами сразу была взаимная искра. Есть у меня какой-то пиетет к моим тезкам. А в случае с фильмом для меня было проще проассоциировать себя с ним: о, Георгий, прикольно. Я начал внимательнее наблюдать за этим персонажем.

К/ф «Метрополис», 1927 г. Реж. Фриц Ланг.

— Какие еще тебе нравятся фильмы, режиссеры?

— Линча можно назвать. Даже не знаю… Вот что мне нравится – сейчас я смотрю сериал «Кухня». Вообще огонь! Всем рекомендую, лучший ситком. Я не большой любитель российского кинематографа, но «Кухня» для меня – открытие. Я посмотрел еще «Медведя», тоже сериал про кухню, и в сравнении с «Медведем» «Кухня» — очень прикольный, лайтовый, жизнерадостный сериал.

— На артхаус тебя не тянет?

— Мы смотрим периодически, ходим в Ельцин-центр, «Птицу» недавно посмотрели, хороший фильм, не помню режиссера (Андреа Арнольд). Фильм про английское гетто, в котором появляется чувак, ищущий своего отца, и он оказывается птицей. Реальность с мифом перемешиваются, прикольное кино. Я люблю кино, но я не такой киноман, чтобы выпулить «три лучших фильма десятилетия». Не сильно шарю. А вот, еще Джармуш мне всегда нравился, «Пес-призрак».

Архитектурное образование

— Примерно в конце 2023 года у тебя заметно поменялся стиль в стрит-арте. Во-первых, ты начал рисовать вазы и другие сосуды. Во-вторых, стало больше штриховки, как на гравюрах. В-третьих, с тех пор преобладает определенная цветовая гамма: красный, синий, зеленый. Про вазы ты уже рассказал, а что насчет остальных двух пунктов?

— Я перманентно нахожусь в поиске своего визуального языка. Штриховка мне всегда нравилась, она меня успокаивает, нравится сам процесс. Я пробовал разные инструменты и по-разному пробовал делать штриховку. Видимо, оно во что-то целостное наконец оформилось.

Насчет цветовой гаммы. Так как я отучился на архитектора, у меня есть опыт работы с программами типа 3D Max. 3D-моделирование для меня не новость. Я немножко вернулся в эту историю, меня начали интересовать дополненная реальность, CG-арт и прочие штуки, а в них цветовое пространство – это RGB (red, green, blue – три основных цвета). Я оттуда это подтянул. Дело в том, что я не сильно уверен в себе как в живописце, и с цветом я плохо обращаюсь, поэтому решил начать с базы – с основных цветов. В общем, штрих я всегда любил, а цвета взял из компьютерной среды.

Стрит-арт работы с RGB.

— Почему ты не стал архитектором?

— Меня отталкивало сидение в офисе. Меня всегда больше тянуло на изобразительное искусство, нежели на архитектуру. Я не жалею, что пошел туда – классная база, пространственное мышление, какое-то понимание в целом об архитектуре. Веселее с этим жить, гулять по городу, когда ты понимаешь, что вокруг стоит. Но всегда больше тянуло в рисунок, на третьем курсе университета я начал татуировки колоть, меня всё устраивало по деньгам. Я не «горел» архитектурой так, чтобы стать хорошим архитектором.

— У тебя есть интерес к старым домам или к конструктивизму, которого у нас много?

— Я как раз жил в Городке чекистов, мне очень нравится. Меня сразу цепляют высокие потолки, три метра и больше  — я таю, не могу покинуть помещение, мне сразу очень уютно. Что мне еще нравится в Екатеринбурге – это очень фактурный город. Мы вспомнили городок чекистов – всё классно, архитектура, самый зеленый двор, перелетные птицы, которые там остаются, в целом, очень уютно. Но больше всего меня прикалывали фактуры на домах: облезлая краска, такая терракотовая, немного глиняная. Оставшиеся следы прошлой цивилизации. Вот что больше всего нравится. В общем, архитектура мне интересна, но я не эксперт, мне важнее всего визуальный опыт.

Высота

— Многие твои работы очень высокие или очень длинные. Почему тебя тянет на большие площади?

— Мне кажется, картинка на улице смотрится целостнее, если ты работаешь со стеной целиком. Если ты делаешь какую-то «заплатку», назовем ее так, в граффити, 4 метра на полтора, оно в очень редких случаях смотрится уместно. Если у тебя есть стенка, так делай ее всю. Пусть там будет по палитре поскуднее, но будет целостнее смотреться.

— Отдельно меня интересует работа «Корень». Многие уже про нее писали, но хотелось бы узнать от тебя непосредственно, как она создавалась?

— Она создавалась на жестком стрессе. Я вообще боюсь высоты. Когда я подхожу к краю обрыва или здания, у меня начинает кружиться голова и вот это вот всё. Когда висишь, ты же не смотришь вниз, поэтому нормально было рисовать. Мы залезали туда по внешней лестнице, но я там не всё прочекал, там было несколько уровней, и мне сильно помогла моя бывшая девушка, она профессиональный ледолаз, мастер спорта, поэтому во всём, что касается закреплений на крыше, техники безопасности и т.д., она мне помогла. Моя роль была не такая большая: я свис и махал палкой. Но было стремно вылезать на крышу, потому что когда кончается лестница сбоку фасада, там есть еще два уступа: первый — высотой примерно метра в полтора, а второй еще выше. И если на первом можно подтянуться, то на втором ты подтягиваешься и остается метр до крыши балкона. Если ты соскальзываешь, то летишь до первого этажа.

— И ради чего нужен был такой стресс?

— Хотелось сделать классную работу. Мне изначально показалось, что у нее есть потенциал стать хайповой. Идея всегда была на поверхности. Например, в заброшках мне нравится интеграция природы в дома, и я долго размышлял, как этот корень (на крыше жилой 9-этажки на Малышева 84) врастает сквозь кирпичи. Для меня этот образ был не нов, и мне хотелось воплотить его в большом масштабе. Не всегда есть такая возможность, чтобы фестиваль тебя поддерживал (Карт Бланш помог с веревками, краской). Важный для меня образ, который хотелось воплотить, поэтому надо было это сделать. Ну и борьба с самим собой, своими страхами. Проверка себя на прочность, чтобы понять точно, что это не моё.

— Вы ночью рисовали?

— Ночью, да. Там еще был прикол: начали рисовать, и по Малышева поехали мигалки, одна за другой. Смотрю – это пожарные машины. Через два квартала горела крыша – всё время, пока я рисовал. Как только я слез, эти же машины поехали обратно.

— Местные жители видели вас из окон?

— Нет, ни одного не было замечено. Вот когда мы с Фрукты Врукты ставили елку на Новый год (на том же месте на крыше, вместо срубленного дерева), тогда мы столкнулись с местными жителями. Всё никак не могли вылезти на крышу. Жильцам последнего этажа слышно, что там кто-то ходит, и в тех местах, где открыта крыша, они достаточно бдительно следят, чтобы никто не вылезал. У нас еле-еле получилось. А во время рисования корня вообще никаких проблем не было. Было прикольно, стрессово, интересно, адреналин сочился из всех щелей. Но я не адреналиновый наркоман.

— Ты не экстремал?

— Вообще нет. Я «дед» (смеется). Мне кажется, когда я родился, у меня уже был психологический возраст лет 80.

— Ты же знаешь, что твой корень попал в колоду «Уральские таро»?

— Да.

— И как тебе?

— Мне не хотелось бы быть художником одного произведения, поэтому с опаской посматриваю. А так, приятно. Прикольно, я за.

Карта из колоды «Уральские таро».

Заброшки

— Как ты попал в проект Zabroshka?

— Я пришел на открытие первой «Заброшки», я в ней не участвовал. Вообще, я к проекту Zabroshka никогда серьезно не относился, просто приходил и рисовал. Такого комплексного подхода, как у Сани Рукачерепа, даже не хотел иметь и не пытался. Зачем мне прыгать выше головы? Я старался в рамках своих возможностей. Делал то, что обычно делаю. (Вспоминает) Ваза же у меня на второй «Заброшке» была?

— Да, на второй.

— С вазой интересно вышло. Я же переделывал этот фасад, там была другая работа, моя же, та же самая тема была, просто она сделана была херово. И я приходил, переделывал.

Работы Гоши на второй выставке Zabroshka, май 2024 г.

— На третьей «Заброшке» ты нарисовал большого коня внутри одного из ангаров. Экскурсовод нам сказал, что тебе самому эта работа не понравилась.

— Да. Какой-то перебор с набором образов. Вот я научился три предмета рисовать, и то один плохо вышел. По идее, на коне сосуд должен стоять, а получился вещмешок или какая-то странная субстанция. Мне кажется, работа ватная какая-то. Я получил удовольствие в процессе. И всё. У меня она не вызывает положительных эмоций.

— На территории третьей «Заброшки» у тебя был проект «Граффити-парад». Он сделан в рамках выставки или это совершенно отдельный проект?

— Это было сделано отдельно от «Заброшки». Точно полностью другой проект. Началось всё с опен-колла на проект Стенограффии «Кириллица на улице». Результатом я остался супернедоволен.

— Это правда, что ты подавал заявку и тебя не взяли?

— Да. Такая дурацкая обида была на эту «Кириллицу», и я думаю: сделаю свой фестиваль с блэкджеком и… дамами. Написал ребятам, чей стиль мне импонирует или просто с кем мы хорошо общаемся. В том числе, был Кипа, товарищ из Челябинска, он не граффити-монстр, но он любит пойти порисовать куски в свое удовольствие, как на рыбалку сходить. Так, он, в основном, ди-джей. Цель была собраться, провести прикольно время и всё. Потом выпустили зин, чтобы задокументировать наш фестиваль.

— Зачем вы добавили в «Граффити-парад» провокационный оттенок – «прайд», намек на меньшинства?

— Граффити-среда такая достаточно маскулинная, она больше про соревнования: кто больше сделает, качественнее сделает, безбашеннее. Кто первый, кто king? Прайд – это способ подчеркнуть нашу маргинальность именно среди граффитчиков.

— Можно сказать, что вы делаете антистиль?

— Нет, мы делаем стиль! Мне не очень нравится понятие антистиль. У нас просто стиль, он другой, но это не значит, что я против стиля как такового. Без стиля, мне кажется, вообще делать нечего.

— Как вы выбирали локацию?

— Выбирал я. Я хотел выбрать самую неудобную локацию. Так как это противопоставление («Кириллице на улице»), то надо было сделать это противопоставление во всём. Когда мы рисовали, площадка не такая открытая была. Там был деревянный барак, отмостка вокруг него и кусты. Сам барак прикольный, деревянная стенка – это редкость для граффити. Не самая популярная поверхность.

— Как ты узнал об этом месте?

— Это было перед второй «Заброшкой», когда я рисовал вазу. Я просто изучил немного территорию.

Граффити-парад, надпись «Мы гордимся тем, что рисуем граффити».

Повторяющиеся образы

— Отдельно хочу спросить про образы, которые часто повторяются в твоих работах. Начнем с коней.

— Тут всё началось с имени. У меня в течение жизни было много всяких прозвищ, в том числе, И-го-гоша. Да и сам конь – классное животное, преданное, работящее. У коней может быть разный характер. В классической живописи это распространенный образ, которого я на улице не видел, поэтому мне интересно было с ним работать.  Особого символизма здесь нет. И коня у меня не было никогда.

— Когда-нибудь  катался на лошади?

— Да, давно, лет в десять. Было прикольно, но не так, чтобы я полюбил.

— Помню странную историю с одной из твоих работ с конем, возле ресторана «Ешак» (сейчас уже закрытого). Ее как-то странно закрашивали. Что там происходило?

— Очень странный бафф был. Работа жила пару месяцев, потом ее закрасили частично – голову и в другом месте какой-то квадрат. Я тогда жил напротив (в Городке чекистов), каждый день видел свою изуродованную работу. Я дорисовал провокационные детали – грудь сделал, каких-то рогатых чуваков. Потом уже закрасили уже в шахматном порядке. Причем, не тем же серым цветом, а золотым! Я вообще не понял, что происходит. Пока я думал, что с этим делать, закрасили уже всё полностью в серый цвет. Я по тем же квадратикам прошелся и сделал коня – поставил завершающую точку. Получился прикольный диалог с коммунальщиками.

— Еще пара образов чисто русские: женщина в кокошнике и березки.

— У меня есть некий кризис идентичности, потому что мое детство прошло не так, как у всех. Плюс, когда мы вернулись в страну, мы часто переезжали в пределах Москвы. Кстати, отчасти и поэтому она мне надоела, я всякую ее повидал. Мне стала больше интересовать наша культура (за пределами Москвы), и я начал с самого банального – с кокошников. Начал проецировать их на улицы. Ну а березки – тут всё понятно.

— Еще в твоих работах встречаются элементы эксгибиционизма.

— Ну а что плохого в обнаженке?

— Вопрос не в том, хорошо это или плохо, а зачем: ради провокации или ради эстетики?

— Провокации там точно нет, я ведь гениталии обычно не рисую. Вот возле «Золотого яблока» есть картинка: там не просто соски сделаны, а веточки из них. Мне просто нравится человеческое тело, оно красивое, продуманное и до сих пор неизведанное. А начались эти чувачки с того, что мне было интересно поиграть с приемами из граффити, когда буквы ломают, соблюдая динамику надписи. То же самое я попробовал сделать с человеческим телом. Прикольно ломать анатомию. У меня же достаточно пафосно переломанные ребята.

— Ты часто рисовал персонажей, очень похожих на тебя самого. Это были автопортреты?

— На стенке у меня, кажется, был только один автопортрет, на Уралмаше. А так, это же распространенная штука: каждый художник даже в портрете другого человека рисует немножко себя. Тиражировать себя самого мне никогда не хотелось.

Автопортрет.

— На Уралмаше есть несколько работ с малышами, которые выглядят как гопники.

— Да, был такой период.

— Ты с себя их рисовал? Есть общие черты.

— Нет, мне просто хотелось нарисовать образ хулиганистого карапуза. Он пришел из татуировки. Сначала это был персонаж для тату, потом начал с ним сюжеты придумывать. Потом на стенку перенес.

— Когда я вижу этих уралмашевских карапузов, вспоминаю местную поговорку: «Родился ребенок, дебил и алкаш. И первое слово сказал – Уралмаш». Не она ли вдохновила тебя?

— (Смеется) Нет, стишок я такой не слышал. Я же когда переехал в Екатеринбург, я сначала на Уралмаше жил, около полугода. Поэтому именно там все самые старые мои работы. Хотя, возможно, есть еще старее – я в 2013-2014 годах приезжал в Екатеринбург к Жене Rais, товарищу, который сильно мне помог.

— Про тебя все еще указывают, что ты участник команды Night Attack Crew, как раз-таки с Евгением Rais. Это правильная информация?

— Да, так и есть. Хотя всем очевидно, что достаточно номинально, ведь я за команду так сильно не рисую, но мне дороги люди из этой команды. Иногда пересекаемся, рисуем что-то общее. Оно мне не мешает, когда меня упоминают с командой NAC.

Будущие маршруты

— Ты любишь путешествовать по России, какие места тебя особенно впечатлили и где ты еще не был?

— Много еще мест я не посетил, ни Байкала не видел, ни Сибири толком. Во Владивостоке никак не получается хотя бы несколько дней провести. В прошлом году побывал в городе Ак-Довурак, республика Тыва. Население там – 95% тувинцы. Заходили в магазин, и если заходил еще один русский, то реакция была такая: о, вы чего тут забыли? Там ходят тувинцы с ножами, достаточно опасные ребята. Но местность очень красивая. Горы Саяны окружают степь, очень много сопочек. И бесконечная степь, с цепью Саян – очень красиво! Рекомендую.

Ак-Довурак.

— А из мест поблизости что нравится?

— Чертово городище нравится, Соколиная гора. Хотя, казалось бы, «блинчики» лежат и лежат. Но все равно к ним приходишь, хорошо так, спокойно становится. Люблю созерцать.

— Насколько прочно ты осел в Екатеринбурге? Есть планы пожить где-нибудь еще?

— Я от этих планов не отказываюсь, скажу так. Конкретных планов нет, есть куча других задач, которые надо дорешать. Я бы хотел, чтобы Екатеринбург был домом, базой, и отсюда уже выстраивать маршруты почаще. В поездках мне проще жить, интереснее, веселее. Еще хотелось бы за границей пожить пару лет. Посмотреть, как там люди живут.

— Например, в Японии?

— Мне кажется, у меня не получится там остаться пожить, хотя зачем загадывать, надо съездить сначала.

Подписывайтесь на телеграм-каналы Гоши 11811 и StreetartEKB.